Ян Шенкман

[svnthronin]

Захар Прилепин побеседовал с Яном Шенкманом:
— Мне хотелось бы вернуться к той вашей замечательной статье, которую вы написали после посещения молодыми писателями Путина. Я не очень помню ее содержание, но меня сразу очаровала фраза в самом начале вашего опуса: перечислив (или не перечислив?) имена побывавших в Ново-Огарева, человек где-то тринадцать, средь которых был и ваш покорный слуга, и Денис Гуцко, и Андрей Нитченко, и Илья Кочергин, и Герман Садулаев, – вы сказали: «Я не могу назвать их писателями». На это даже обижаться было грешно.
Примерно в тот же день мне прислал веселое письмо один из старейших наших критиков и публицистов, работающий в хорошем, мощном «толстом» журнале и написал примерно следующее: «Надо же, каков Шенкман, писал что-то там всю жизнь с приклеенной ухмылочкой, а внутри какие бури бушевали».
Ян, не отрефлексируете всю эту историю? Бури бушуют в вас? Отчего ж вы, вроде бы вполне себе консервативный критик, вдруг говорите о целой группе людей, что не считаете их за писателей? По какой такой причине?
— Захар, откуда у вас эта терминология? Опус, ваш покорный слуга, мощный журнал… Вроде бы не росли в советское время. Впрочем, пошлость неистребима. Кстати, хоть это и грешно, но вы, конечно, обиделись. Я знаю это из переписки с Гуцко, с которым у нас была целая полемика по поводу той статьи. К общему знаменателю не пришли, но общаться с ним было как минимум интересно.
Я не консервативный критик, просто, грубо говоря, надо совесть иметь. Писателя без совести не бывает.
Поход в Ново-Огарево был поступком прежде всего глупым. Помните, как Путин поймал вас и Гуцко на противоречиях? Как мальчишек. Кого вы думали обхитрить? Или шли просить денег? Для молодой литературы? Для нового комсомола? То есть для самих же себя. Пытались заручиться поддержкой власти, а это уже поступок бессовестный. Апеллировать к силе нельзя. Этика, принятая в русской литературе, такого не позволяет. Только не напоминайте мне про Мандельштама, Пастернака и всю эту историю со звонком Сталина. Во-первых, никто из вас не Пастернак, надо быть немножко скромнее. А Путин, слава богу, не Сталин. Вообще — масштабы не те. Во-вторых, ситуация была тогда вынужденная, речь шла о жизни и смерти, а не о субсидиях и промоушне, о которых не стесняясь говорили Чехова и Савельев. И, наконец, главное: Пастернак в той ситуации выглядел очень жалко.
Желать успеха – неприлично. Неприлично, как говорили в школе, выставляться. Звание писателя дает огромные моральные полномочия. Их надо, как мне представляется, заслужить. Не факт, что можно на это звание претендовать, даже написав много книг и не замарав себя гнусностями. Помните, Бродский даже в конце жизни с некоторым сомнением называл себя поэтом. И безо всяких сомнений — монстром, исчадьем ада. Вот такая позиция мне близка. Честный человек всегда играет на понижение. А эти… Просто не хочу говорить. Это не бури во мне бушуют, это брезгливость. Элементарная чистоплотность.
— Я вот перечислил выше несколько имен – Гуцко, Садулаев, Кочергин… Есть ещё, среди уже именитых моих плюс-минус ровесников Саша Гаррос, Дмитрий Новиков, Андрей Рубанов, Сергей Шаргунов… Мне кажется, что и они могли бы попасть на встречу с властью (да собственно и попадали и на встречи, и в саму власть). Вы бы их тоже не назвали б писателями, когда б они поехали в Ново-Огарево?
— На эту встречу с удовольствием пришло бы полстраны. Такая у нас страна. Слава богу, я в другой половине. А что до писательства… В большинстве своем это вязкая, плохо читаемая, но очень претенциозная проза. Эти люди боятся писать просто, потому что сказать им нечего. Писать просто вообще сложнее. Каждое слово на виду. Гораздо легче гнать эпохалку. Тут читатель смотрит на замах. А все остальное просматривает.
Теперь давайте поименно. Мне интересен Гуцко, но, по-моему, ему немножко юмора не хватает. Слишком серьезно к себе относится. Впрочем, его эссе я всегда читаю с большим удовольствием. Дело не только в близости позиций. Уж больно здорово пишет. Хотел бы я так уметь!
О Новикове и других не могу сказать ничего хорошего. Поэтому промолчу.
С Шаргуновым знаком лично. Он приятный в общении парень и хороший поэт. Но прозаик никакой и человек абсолютно беспринципный, что, в общем-то, не очень даже скрывает. Легко меняет политические партии и позиции. Лишь бы быть на виду и при деньгах. Сегодня радикал, завтра консерватор, потом опять радикал. Классический тип современного самопиарщика. Причем искренне уверен, что так и надо. Молодость, энергия, напор… Ура! Победа будет за нами! В общем, полный набор комсомольских штампов.
— Кстати, о поколении условно тридцатилетних, которое я перечислил выше – для вас оно имеет какие-то черты, какие-то характеристики, вы кого-то выделяете из числа этих писателей и тех, кого назвать писателями нельзя?
— Писательство – не поколенческое занятие. И вообще не групповое. Группами можно прорываться в литературу (ох, и поганое же это занятие), но писать группой или поколением невозможно. Забудьте вы о двадцатилетних, тридцатилетних, сорокалетних и прочей чуши. Нет таких категорий. Либо можешь писать, либо нет. Бродский и «Битлз» принадлежат к одному поколению. Мандельштам и Толкиен принадлежат к одному поколению. Что между ними общего?
…
Вообще, на мой взгляд, от нашего времени, может быть, и останутся только Пьецух с Пелевиным, да еще, возможно, Сорокин с Быковым. Что, кстати, не так уж мало. Не такие уж беспросветные времена. Бывало хуже. И то это я только прозаиков вспомнил. А ведь есть еще поэзия, где работают Чухонцев и Гандлевский. Так что не все так плохо. Хорошие времена.
— Вы как-то сетовали на литераторов, занимающихся самопиаром, - в числе прочих (или в числе первых?) и на меня. Я не буду кокетничать, и готов признаться: безусловно, в моей работе этот элемент присутствует, мало того, я декларировал с самого начала, что воспринимаю литературный труд, как ремесло, которое должно кормить меня. Иначе, какого черта, я, отец троих детей, буду тратить время на самореализацию, когда мои дети хотят фруктов. Самопиар – это честная составляющая ремесла, и уж кому как ни вам знать о том, как упоённо занимались самопиаром многие и многие русские поэты или западные писатели, даже не начну перечислять имена: они общеизвестны, их очень много.
Вас-то что так раздражает?
— Ремесло заключается в том, чтобы хорошо писать, а не кричать на каждом углу о своей гениальности. А если у вас трое детей, займитесь чем-нибудь полезным и прибыльным, а на литературу, действительно, время тратить не стоит. Навязывать и продвигать себя — честно? Ну не знаю. Значит, вы просто не слишком уверены в себе. Не уверены в том, что стоите читательского внимания. Комплексы, Захар, комплексы. Решите сначала сами, чего хотите. Хорошо писать или стать успешным писателем. Это редко когда совместимо. Хорошо писать можно, и работая агентом по продаже билетов. А для того, чтобы быть успешным, вовсе необязательно хорошо писать. Достаточно кропать детективчики под Донцову.
Вообще какая-то удивительная путаница в этом вопросе. Вот, скажем, Владимир Шинкарев. Написал когда-то гениальную книгу «Максим и Федор». Придумал митьков. И вот уже лет пятнадцать молчит. Пишет себе картины тихонько. Не думаю, что дети его голодают. А репутацию сохранил. А если нужен успех и деньги, зачем тогда мелочиться. Пойдите по пути Максима Кононенко (он же Паркер). Или Леонида Млечина. Если уж продаваться, то с потрохами. Если бы кто-то из них встречался с Путиным, я и слова бы не сказал. Тут все честно и правильно. А еще можно писать порнографические романы или жизнеописания губернаторов. Что примерно одно и тоже. В общем, решайте. Все занятия хороши.
А апеллировать к известным именам я бы вам не советовал. Можно, конечно, вспомнить того же Пастернака или Хемингуэя. Но вы не Хемингуэй. И я, слава богу, тоже.
…
Конечно, личные пристрастия сказываются. Они называются вкусом. О вкусах спорят вопреки поговорке. Это и хорошо. Я и в чужой журналистике больше всего ценю наличие собственного мнения, собственной точки зрения у автора. Но авторская журналистика, к сожалению, умирает. Она не востребована ни глупыми читателями, ни глупыми и пугливыми редакторами. А востребованы попки, шурупчики, винтики. Обслуживающий персонал.
Почитайте нынешние обзоры. Интересно вам? Мне не очень. Зато все объективно и правильно. Никакой вкусовщины и предпочтений. Как будто писал робот. Причем робот не очень грамотный.
А ведь есть же в стране хорошие книжные журналисты. На мне, извините, книжная журналистика не кончается. Но они, видимо, никому не нужны.
— Как вы оцениваете сегодняшнее состояние русской литературы вообще? И состояние поэзии, прозы и критики в честности.
Что у нас с прозой маститой? Можете, опережая историю, расставить по местам современных живых классиков? Кто останется и кто исчезнет? Искандер, Маканин, Аксенов, Лимонов, Проханов, Улицкая, Поляков, Ерофеев, Петрушевская, Битов, Андрей Дмитриев…
Я здесь солидаризовался бы со Львом Данилкиным и назвал ещё несколько имён, на мой вкус, очень важных. Это Юрий Козлов, это Владимир Личутин, это Леонид Юзефович. Три писателя, которые могут сделать такой неожиданный, умный, глубокий текст, какого от них и не ожидаешь вовсе.
— Ничего не могу ответить вам на этот вопрос. Я не критик, как и было сказано выше, а журналист. У Аксенова и Битова были в молодости замечательные рассказы, но на этом, по-моему, все и кончилось. Ерофеев – бизнесмен от литературы, хотя эссе его очень умные и крепкие. Проханов – мелкий жулик и графоман. Покажите его книги профессиональному редактору. У него волосы встанут дыбом. Поляков типичный функционер, прозаик за гранью добра и зла. Личутин – пародия на писателя. Русского языка он не знает совсем, хоть и почвенник. Я вообще заметил интересную закономерность. Если писатель двух слов по-русски связать не может – к бабке не ходи, патриот. Но сейчас ведь не это ценится. Тем более, Данилкиным. Напор, посконность, нарушение табу — вот что главное. На одном фуршете я с восторгом наблюдал, как Личутин схватил со стола блюдо с котлетками и стал его смачно нюхать. Потом громко высморкался. Большой писатель! Практически Лев Толстой.
Примечательна фигура Лимонова, человека фантастически одаренного. Но цели у него явно не литературные. Он не писатель по сути своей, а персонаж. Между персонажем и писателем – пропасть.
Мне очень нравятся его стихи и поздние книги эссе. «Книга мертвых», «Книга воды». Хотя за стилем он не следит совершенно. Считает, что это мелочи. Считает себя выше литературы. Лимонов хочет интересной жизни любой ценой, а принципов у него нет. Если б его пустили во власть, с удовольствием пошел бы. Это не Явлинский, который будет долго раздумывать о сохранении реноме. Лимонов авантюрист. С таким же успехом он мог быть дельтапланеристом или сексуальным маньяком. Посмотрите, какая интересная жизнь была у Чикатило! Почему нет?
— Как вам нынешняя политическая элита?
— Интересно, сантехников называют элитой за то, что они унитазы чинят? А занятие, между тем, не менее важное, чем воровать казенные деньги. Между прочим, сантехников я не запоминаю по именам, если они хорошо работают. Вот если плохо, приходится вникать и запоминать. А политика – ничем не лучше профессия. И пахнет примерно так же.
Какая еще элита? Вот вы в советское время знали по именам членов Политбюро? Я нет. Зачем? У меня и телевизора седьмой год нету. Как раз с того момента, как в стране не стало реальной политики. Обсуждать министра сельского хозяйства занятие такое же праздное, как обсуждение новых джинсов Ксюши Собчак. А вы, я смотрю, верите во всю эту ерунду…
Абсолютно прав Быков, когда говорит, что от правителя ничего не зависит. В России всегда была народная по сути власть. Даже при Сталине. Попробовал бы он что-то сделать без народного одобрения. Почему-то всегда вспоминают о тех, кого сажали, а не о тех, кто сажал. Как будто какие-то инопланетяне, монстры изнасиловали страну. Вот народ-то как раз и сажал. А сейчас сам себя грабит и разлагает. Какая к черту элита! Политика вообще никому не нужна. Лишь бы бабки платили и Петросяна показывали.
— Современной власти нужна литература? Зачем, на ваш взгляд, Медведев, Сурков и Путин столь часто встречаются с писателями?
— Ох, боюсь, что нужна им литература. Лучше б они ее не замечали. Литература, как церковь, должна быть отделена от власти. А цели простые. Репутация на Западе. Плюс обычные царские амбиции. Если есть царь, при нем должен быть и поэт. Плюс тяга к единообразию. Нынешняя власть ведь настолько пуглива, что все хочет контролировать. Даже оппозицию, которую сама же и создает. Даже вас, Захар, хотя вы и позиционируете себя как отъявленный радикал. И литературу хочет подобрать под свое крыло. Один президент, одна страна, одна литература. И вот появится поколение молодых писателей, выкормышей «Дебюта», которые зависят от власти, многим ей обязаны. Чем плохо? И вот что еще интересно. В Америке писатели сплошь и рядом отказываются от государственных субсидий, а у нас только пальчиком помани. Странно, да?
отсюда – http://zaharprilepin.ru/ru/litprocess/intervju-o-literature/yan-shenkman-kritikom-i-pisatelem-sebya-ne-schitaju.html