svnthronin (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
svnthronin) wrote2020-12-20 11:13 pm
svnthronin) wrote2020-12-20 11:13 pm
Entry tags:
...
Социолог Григорий Юдин:
Е.Бунтман― Мы окончательно выяснили на этой неделе, что за Навальным систематически следит ФСБ. Нет вопроса теперь, следят ли за ним. Есть вопрос, почему об этом говорят столь открыто. Почему Путин говорит об этом открыто?
Г.Юдин― А почему в этой ситуации уже не признаться? Я даже не понимаю, откуда были большие ожидания в отношении ответов Путина на этот вопрос. Не такое большое пространство для ответа здесь.
Е.Бунтман― А обоснование, почему за ним следят — это что значит для нас, для Навального?
Г.Юдин― Обоснования сейчас все по ключевым вопросам начинают сводиться примерно к одной и той же тематике — к войне между Россией и врагами России. В данном случае были, по-моему, упомянуты США, но там на самом деле мог быть кто-нибудь другой. И это тенденция последнего времени, потому что основная часть политических решений, политических событий интерпретируется не просто через противостояние внешние, а именно через войну, которая идет между Россией и внешним миром. Война эта может проявляться во внешних формах не всегда как горячая война, но, тем не менее, это война. И то, что это обоснование начинает играть всё большую роль, и оно сейчас уже практически без разбора вставляется, это загоняет нас в ситуацию, когда дальше… понимаете, когда вы используете самый сильный аргумент, тогда все остальные уже не очень работают. Поэтому сейчас остается, более-менее, одна рамка, которая сама по себе начинает переформатировать и международную политику в внутрироссийскую, конечно, тоже.
...
Если возникает какое-то внутриполитическое событие, то первый же вопрос, который мы получаем из кремля это: «Вы за кого, за нас или за американцев?» Ну, а дальше интерпретация известная. Если вы не за американцев, а за нас…
Е.Бунтман― То есть это вопрос веры.
...
Я просто обратил бы внимание, что всё больше и больше событий, которые интерпретируются таким образом — внутриполитических. То есть это какой-то универсальный код становится. Из-за этого, конечно, цена интерпретации повышается, потому что для среднего россиянина сразу выясняется, что большое количество событий является на самом деле проверкой его на предмет того, он вообще, за кого воюет? Он, может быть, и не думал никогда ни за кого воевать, а выясняется, что если ты спрашиваешь, например, чего там эти люди с химическим образованием за Навальным катались, ответ, который ты получаешь: «А ты за американцев, что ли?»
...
Сейчас другие вопросы начинают исчезать, все вопросы начинают измеряться тем, за кого ты воюешь: за наших или за американцев.
Я бы обратил внимание просто, что на аудиторию это действует сложным образом. Есть телеаудитория, конечно, которая более-менее воспринимает. Она в целом живет в картине мира, которую предлагает Кремль. Но мы же знаем, что телеаудитория: а) снижается и б) сильно стареет. То есть ядро поддержки Кремля, оно значительно пожилое, и оно, в общем, сокращается. Для этой аудитории нет никаких данных, которые могли бы поколебать ее уверенность в том, что говорит Путин
...
есть, естественно, часть аудитории, скептически настроенная к Кремлю, она, может, поменьше немножко, может, примерно такого же размера. Грубо говоря, если первая часть — это треть или чуть побольше, то вторая часть — треть или чуть поменьше. Эта часть, например, не готова слушать ничего, чего говорит Кремль. И есть средняя треть, за которую сейчас идет борьба. Конечно, для этой трети, поскольку она достаточно деполитизирована, то для нее эмоционально, конечно, проще поверить в то, что Навальный сошел с ума, чем то, что за гражданином России, за его семьей гоняется огромное спецподразделение ФСБ с тяжелыми ядами. В принципе, для случайного человека на улице, который пытается не интересоваться политикой, это какая-то сложная информация, не очень понятно, что с ней делать. Легче поверить, что Навальный либо сумасшедший, либо заслан, чтобы баламутить ситуацию.
...
Навальный представляет ключевую угрозу для этой системы. Это угроза публичной политики. Система построена на полной деполитизации страны и на уничтожении публичной политики. Навальный сразу считывается Кремлем как человек, который обладает двумя характеристиками, которые делают его смертельно опасным. Первое: он имеет народную поддержку. И второе: он всерьез, он готов идти до конца.
...
За Навальным есть, безусловно, народная поддержка, это по своему стилю демократический политик, он народный лидер, он способен мобилизовывать народ, он способен мобилизовывать людей, которые будут говорить от лица народа. Вот, собственно, если угодно определение Ленина. И в этом случае народ начинает появляться как непредсказуемый фактор. Вместо граждан, которые сидят по своим квартирам и смотрят последнюю пресс-конференцию Путина, появляется неконтролируемый политический субъект на улице в интернете и так далее. И он начинает действовать как угодно. Поэтому есть такое странное представление, что если у Навального не очень высокий рейтинг, то он, соответственно, не представляет никакой опасности. Он представляет, конечно, гигантскую опасность, потому что этот рейтинг в любой момент может утроиться, учетвериться и так далее. Как будет обнаружена брешь в системе, которая деполитизирует, этот рейтинг немедленно гигантским образом увеличивается. Известный пример — это случай 2013 года с выборами мэра Москвы. Это эксперимент, который показал всё, что должен был показать.
...
И граждане и элиты, и бюрократия — все верят, что за Путиным стоит народ. Не на том, что за Путиным стоит народ, на том, что все верят, что за Путиным стоит народ — два разных утверждения. И с этой точки зрения, конечно, нужно все время предъявлять доказательства того, что за Путиным стоит народ. Поэтому мы имеем регулярные плебисциты в России.
...
мы имеем еженедельный плебисцит, ежемесячный, который представляет собой просто публикацию результатов этих опросов. Мы знаем, что вся система управления настроена на то, чтобы максимизировать эти цифры, что губернаторов затачивают на то, чтобы максимизировать эти цифры, их оценивают по этому. И мы знаем, что это информация, которая быстро просачивается в медиа и так далее. То есть вся общероссийская политика, она сконцентрирована на этих рейтингах. Поэтому рейтинги — ключевой институт для плебисцитарного режима.
...
тенденции, которые мы видим последние несколько лет, которые отчасти отразились в этом падении рейтингов — они более широкие. Это усталость значительной части общества от этой политической системы. Особенно от этой политической элиты, которая просто возрастная: она долго сидит, она всячески дает понять, что она не хочет двигаться вперед, не хочет никуда уходить со своего места, она, в общем, не думает о будущем и пытается заморозить страну. От этой элиты устает значительная часть населения, особенно более молодые группы. И параллельно возникает запрос на немножко другую Россию — на Россию с большим местным самоуправлением, с большим равенством в разных параметрах, более децентрализованную и менее зависимую от Москвы, более выровненную с точки зрения экономической и политической.
...
с точки зрения такой краткосрочной и даже среднесрочной перспективы Кремль переходит в оборону. Он осознает, что потихоньку теряет гегемонию в стране. Это происходит медленно, не быстро. Людей, которые агрессивно настроены и собираются всерьез воевать с Кремлем, немного. Они явно не доминируют. Но гегемония, конечно, теряется, и значит, надо переходить в оборону. Один из знаков обороны — это репрессии. Я обращаю ваше внимание на то, что это расследование Bellingcat, которое мы получили, в качестве первой такой более-менее доказанной точки покушения на Навального имеет начало июля, когда пострадала его жена. А что случилось в начале июля?
Е. Бунтман― Протесты.
Г. Юдин― Нет, в начале июля была принята конституция.
Е. Бунтман― Этого года — конституция, да.
Г. Юдин― Была принята новая конституция. Через несколько дней после того, как была принята новая конституция, кем-то было принято решение ликвидировать один из ключевых политических институтов в России. Потому что Навальный — на самом деле сегодня это политический институт.
...
Если же возникнет какая-то точка, вокруг которой возможна консолидация, то зреющее недовольство, зреющий запрос на какую-то другую политику может быстро обнаружиться, потому что в России большое количество людей, которые ждут возможности, скажем так, где-то предпринять действие, которое могло бы иметь эффект. Это особенно видно по молодым группам, которые быстро включаются в какие-то альтернативные формы политики. Вот это всё, выбор между «Справедливой Россией» и «Единой Россией» их не интересует по понятным причинам. А как только появляется возможность активного, вовлеченного участия в политике, особенно в местной, они довольно быстро мобилизуются и быстро обеспечивают решающий перевес. Взять, например, Томск, где это произошло. Поэтому если будет такая точка, которая может их собрать, то это действительно поменяет сценарий компании.
отсюда - https://echo.msk.ru/programs/personalno/2759796-echo/
Е.Бунтман― Мы окончательно выяснили на этой неделе, что за Навальным систематически следит ФСБ. Нет вопроса теперь, следят ли за ним. Есть вопрос, почему об этом говорят столь открыто. Почему Путин говорит об этом открыто?
Г.Юдин― А почему в этой ситуации уже не признаться? Я даже не понимаю, откуда были большие ожидания в отношении ответов Путина на этот вопрос. Не такое большое пространство для ответа здесь.
Е.Бунтман― А обоснование, почему за ним следят — это что значит для нас, для Навального?
Г.Юдин― Обоснования сейчас все по ключевым вопросам начинают сводиться примерно к одной и той же тематике — к войне между Россией и врагами России. В данном случае были, по-моему, упомянуты США, но там на самом деле мог быть кто-нибудь другой. И это тенденция последнего времени, потому что основная часть политических решений, политических событий интерпретируется не просто через противостояние внешние, а именно через войну, которая идет между Россией и внешним миром. Война эта может проявляться во внешних формах не всегда как горячая война, но, тем не менее, это война. И то, что это обоснование начинает играть всё большую роль, и оно сейчас уже практически без разбора вставляется, это загоняет нас в ситуацию, когда дальше… понимаете, когда вы используете самый сильный аргумент, тогда все остальные уже не очень работают. Поэтому сейчас остается, более-менее, одна рамка, которая сама по себе начинает переформатировать и международную политику в внутрироссийскую, конечно, тоже.
...
Если возникает какое-то внутриполитическое событие, то первый же вопрос, который мы получаем из кремля это: «Вы за кого, за нас или за американцев?» Ну, а дальше интерпретация известная. Если вы не за американцев, а за нас…
Е.Бунтман― То есть это вопрос веры.
...
Я просто обратил бы внимание, что всё больше и больше событий, которые интерпретируются таким образом — внутриполитических. То есть это какой-то универсальный код становится. Из-за этого, конечно, цена интерпретации повышается, потому что для среднего россиянина сразу выясняется, что большое количество событий является на самом деле проверкой его на предмет того, он вообще, за кого воюет? Он, может быть, и не думал никогда ни за кого воевать, а выясняется, что если ты спрашиваешь, например, чего там эти люди с химическим образованием за Навальным катались, ответ, который ты получаешь: «А ты за американцев, что ли?»
...
Сейчас другие вопросы начинают исчезать, все вопросы начинают измеряться тем, за кого ты воюешь: за наших или за американцев.
Я бы обратил внимание просто, что на аудиторию это действует сложным образом. Есть телеаудитория, конечно, которая более-менее воспринимает. Она в целом живет в картине мира, которую предлагает Кремль. Но мы же знаем, что телеаудитория: а) снижается и б) сильно стареет. То есть ядро поддержки Кремля, оно значительно пожилое, и оно, в общем, сокращается. Для этой аудитории нет никаких данных, которые могли бы поколебать ее уверенность в том, что говорит Путин
...
есть, естественно, часть аудитории, скептически настроенная к Кремлю, она, может, поменьше немножко, может, примерно такого же размера. Грубо говоря, если первая часть — это треть или чуть побольше, то вторая часть — треть или чуть поменьше. Эта часть, например, не готова слушать ничего, чего говорит Кремль. И есть средняя треть, за которую сейчас идет борьба. Конечно, для этой трети, поскольку она достаточно деполитизирована, то для нее эмоционально, конечно, проще поверить в то, что Навальный сошел с ума, чем то, что за гражданином России, за его семьей гоняется огромное спецподразделение ФСБ с тяжелыми ядами. В принципе, для случайного человека на улице, который пытается не интересоваться политикой, это какая-то сложная информация, не очень понятно, что с ней делать. Легче поверить, что Навальный либо сумасшедший, либо заслан, чтобы баламутить ситуацию.
...
Навальный представляет ключевую угрозу для этой системы. Это угроза публичной политики. Система построена на полной деполитизации страны и на уничтожении публичной политики. Навальный сразу считывается Кремлем как человек, который обладает двумя характеристиками, которые делают его смертельно опасным. Первое: он имеет народную поддержку. И второе: он всерьез, он готов идти до конца.
...
За Навальным есть, безусловно, народная поддержка, это по своему стилю демократический политик, он народный лидер, он способен мобилизовывать народ, он способен мобилизовывать людей, которые будут говорить от лица народа. Вот, собственно, если угодно определение Ленина. И в этом случае народ начинает появляться как непредсказуемый фактор. Вместо граждан, которые сидят по своим квартирам и смотрят последнюю пресс-конференцию Путина, появляется неконтролируемый политический субъект на улице в интернете и так далее. И он начинает действовать как угодно. Поэтому есть такое странное представление, что если у Навального не очень высокий рейтинг, то он, соответственно, не представляет никакой опасности. Он представляет, конечно, гигантскую опасность, потому что этот рейтинг в любой момент может утроиться, учетвериться и так далее. Как будет обнаружена брешь в системе, которая деполитизирует, этот рейтинг немедленно гигантским образом увеличивается. Известный пример — это случай 2013 года с выборами мэра Москвы. Это эксперимент, который показал всё, что должен был показать.
...
И граждане и элиты, и бюрократия — все верят, что за Путиным стоит народ. Не на том, что за Путиным стоит народ, на том, что все верят, что за Путиным стоит народ — два разных утверждения. И с этой точки зрения, конечно, нужно все время предъявлять доказательства того, что за Путиным стоит народ. Поэтому мы имеем регулярные плебисциты в России.
...
мы имеем еженедельный плебисцит, ежемесячный, который представляет собой просто публикацию результатов этих опросов. Мы знаем, что вся система управления настроена на то, чтобы максимизировать эти цифры, что губернаторов затачивают на то, чтобы максимизировать эти цифры, их оценивают по этому. И мы знаем, что это информация, которая быстро просачивается в медиа и так далее. То есть вся общероссийская политика, она сконцентрирована на этих рейтингах. Поэтому рейтинги — ключевой институт для плебисцитарного режима.
...
тенденции, которые мы видим последние несколько лет, которые отчасти отразились в этом падении рейтингов — они более широкие. Это усталость значительной части общества от этой политической системы. Особенно от этой политической элиты, которая просто возрастная: она долго сидит, она всячески дает понять, что она не хочет двигаться вперед, не хочет никуда уходить со своего места, она, в общем, не думает о будущем и пытается заморозить страну. От этой элиты устает значительная часть населения, особенно более молодые группы. И параллельно возникает запрос на немножко другую Россию — на Россию с большим местным самоуправлением, с большим равенством в разных параметрах, более децентрализованную и менее зависимую от Москвы, более выровненную с точки зрения экономической и политической.
...
с точки зрения такой краткосрочной и даже среднесрочной перспективы Кремль переходит в оборону. Он осознает, что потихоньку теряет гегемонию в стране. Это происходит медленно, не быстро. Людей, которые агрессивно настроены и собираются всерьез воевать с Кремлем, немного. Они явно не доминируют. Но гегемония, конечно, теряется, и значит, надо переходить в оборону. Один из знаков обороны — это репрессии. Я обращаю ваше внимание на то, что это расследование Bellingcat, которое мы получили, в качестве первой такой более-менее доказанной точки покушения на Навального имеет начало июля, когда пострадала его жена. А что случилось в начале июля?
Е. Бунтман― Протесты.
Г. Юдин― Нет, в начале июля была принята конституция.
Е. Бунтман― Этого года — конституция, да.
Г. Юдин― Была принята новая конституция. Через несколько дней после того, как была принята новая конституция, кем-то было принято решение ликвидировать один из ключевых политических институтов в России. Потому что Навальный — на самом деле сегодня это политический институт.
...
Если же возникнет какая-то точка, вокруг которой возможна консолидация, то зреющее недовольство, зреющий запрос на какую-то другую политику может быстро обнаружиться, потому что в России большое количество людей, которые ждут возможности, скажем так, где-то предпринять действие, которое могло бы иметь эффект. Это особенно видно по молодым группам, которые быстро включаются в какие-то альтернативные формы политики. Вот это всё, выбор между «Справедливой Россией» и «Единой Россией» их не интересует по понятным причинам. А как только появляется возможность активного, вовлеченного участия в политике, особенно в местной, они довольно быстро мобилизуются и быстро обеспечивают решающий перевес. Взять, например, Томск, где это произошло. Поэтому если будет такая точка, которая может их собрать, то это действительно поменяет сценарий компании.
отсюда - https://echo.msk.ru/programs/personalno/2759796-echo/