![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Из Новой:
В 90-е протестный накал и героический настрой ушли в песок, уступив место иронии, гламуру, бегству от реальности... «Утекай!»
Появился уничижительный, но заслуженный термин «говнорок» (кстати, вопреки распространённому мнению, запустил его не я) — уныло-весёлые радиоформатные песенки под электрогитару. В нулевые тенденции мелкотемья, конъюнктурности и гражданской деградации продолжилась. Музыкальная сцена разошлась по двум полюсам: коррумпированная попса со средой обитания в телеящике и на корпоративах, и небогатая «альтернатива» (рок, хип-хоп, электронщики), обитающая в интернете и клубах. Маститые рокеры, заодно с «русским шансоном», заняли позицию посередине, сделав ставку на радио, большие концерты и фестивали. В плане новых имён и творческих достижений — совсем не густо: те же «Мумий тролль», Земфира, «Мегаполис»; чуть посвежее — «Ленинград».
Лишь к концу десятилетия, когда омут стабильности начал потихоньку закипать, появились признаки жизни: LUMEN спели «Я люблю свою страну, но ненавижу государство»; «Барто» реанимировали понятие «андерграунд» своим политсексуальным электро-панком; Noize MC, хоть и не вполне рокер, живо напомнил лучшие бунтарские песни 80-х; ветераны Шевчук с ДДТ, БГ с «Аквариумом», Макаревич и вернувшийся из Штатов Шумов — все вышли из комфортного оцепенения.
отсюда - http://novayagazeta.livejournal.com/3071740.html
К тому же у нашей киновойны женское лицо — женщина с ружьем вершит историю.
...
При этом дилемма — «подвиг или бессмысленная смерть» — остается где-то на периферии сюжета.
Авторы могли бы, как в поэтичном любимовском спектакле, развенчивать «миф о войне как великом деянии», показать убийство как смертный грех, поспорить с казенным оптимизмом, с вновь востребованной установкой «война проявляет в человеке все лучшее». Но даже блеснувшие в фильме идеи (например, сомнение в необходимости защиты сталинского Беломорканала) названы и забыты.
Фильм Ростоцкого, вышедший в начале застойных 70-х, при всей степени его условности и театральности, картонном «современном» вступлении и эпилоге — совпал с запросом общества на «правду о войне» без прикрас и монументальности, на правду, как говорил сам Васильев, «где разорванные артерии и смерть». Поэтому каждую героиню фильма любила и оплакивала вся страна. В финале новых «Зорь…» — ритмичная попсовая песня «Любэ» про зори «тихие-тихие» и хорошего человека, которого обязательно дождется жена. Эта оптимистичная «эстрада» многое объясняет.
...
Мысль прусского писателя Клаузевица о том, что война — продолжение политики насильственными средствами, не может не прийти при взгляде на нашу киноафишу. Интенсивная военная кинокампания определенно напоминает нездоровый интерес к маршам и военному кино в канун Второй мировой и Отечественной.
...
Заметим: милитаризация сознания и реабилитация Сталина, на глазах превращающегося из тирана в мудрого, сильного хозяина, — вещи не просто совместные, но глубинно связанные. Предпоследняя перед нынешней кампания по реабилитации Сталина была запущена в 80-е. Ее намечали к 40-летию Победы. И пока сын Андропова писал просталинскую монографию, Евгений Матвеев экранизировал роман Чаковского «Победа» в духе сталинских монументов Чиаурели. Милитаризм отстаивает использование авторитарной силы при решении не только международных, но и внутренних конфликтов. А патриотическое военное кино призвано убедить: лучшее, что может сделать наш соотечественник, — выполнить приказ и умереть за родину.
Разорванное сознание общества в поисках опоры оборачивается к устоявшимся фактам и домыслам прошлого — война объединяет: тем более война давняя, покрываемая пеплом забвения и мифов.
...
История мирового кинематографа изумляет повторяемостью синусоид в развитии военного кино. На первом этапе — экран впитывает пропагандистскую идеологию, нагнетая патриотическую истерию поиском внешнего врага. Затем зрителя погружают в войну, как в «мужское приключение». Дальше — реакция поражения или горечь победы. Именно в этот период, как правило, и возникают произведения киноискусства, способные на художественное философское осмысление цивилизационных катастроф: «Баллада о солдате», «Летят журавли». Энергия уникальных авторских высказываний: «Они сражались за родину», «Иваново детство», «Восхождение», «20 дней без войны», «Время танцора», «Молох», «Иди и смотри», «Кукушка» — в распознании человеческого в нечеловеческих обстоятельствах.
...
Нынешние фильмы, романтизирующие «театр военных действий», в основном сделаны в стандартах массовой культуры, стремятся к зрелищности, к приключению. В них в соответствии с батальным жанром воспевается героика, находчивость, решимость, доблесть. Экран охотно и небескорыстно ублажает «новых гедонистов», предлагая эксклюзивнейший из товаров — наслаждение насилием как зрелище. Начальники от культуры рукоплещут военным фильмам, публика несет в кассу деньги. «Почему в нынешней России так много снимают картин о войне? — спросила меня Элизабет Дорнблют, корреспондент Deutschlandradio. — Зачем вы возвращаете Сталина в облике доброго дедушки?» Потому что и война, и культ личности возникают «по просьбам трудящихся», удовлетворяя жажду громадного числа людей, мечтающих о силе в качестве доказательства своей правоты.
Картины же, показывающие безумие, безнадежную неприглядность войны, «дела, — как говорил Толстой, — страшного, бессмысленного и гадкого», — оказываются в опале.
...
В сегодняшнем военном кино, и прежде всего в ремейках вроде «А зори…» или «Звезда», смущает плакатность, отсутствие объема, полифонии смыслов, внутренней противоречивости человека и его эпохи. Из кинематографа изымается отдельный сложный, непредсказуемый человек. Отечественных авторов интересует подвиг, герой, увенчанный славой, а не погружение в трагический выбор и сомнения.
...
Демонстрация военного кино входит в план мероприятий «ко Дню Победы» наряду с военным парадом и салютом.
...
«Я глубоко презираю тех, кто может с удовольствием маршировать в строю под музыку, эти люди получили мозги по ошибке — им хватало бы и спинного мозга, — утверждал Эйнштейн. — Нужно, чтобы исчез этот позор цивилизации. Командный героизм, пути оглупления, отвратительный дух национализма — как я ненавижу все это. Какой гнусной и презренной представляется мне война. Я бы скорее дал себя разрезать на куски, чем участвовать в таком подлом деле».
«Они победили». И сегодня мы уже привыкли к военной картинке в ежедневных новостях. Сегодня уже уникален мир, война становится нормой существования. А центром этой ужасной «нормы» становится образ непобедимого соотечественника, противостоящего врагу, как правило, злобной «темной силе».
отсюда - http://novayagazeta.livejournal.com/3077103.html
В 90-е протестный накал и героический настрой ушли в песок, уступив место иронии, гламуру, бегству от реальности... «Утекай!»
Появился уничижительный, но заслуженный термин «говнорок» (кстати, вопреки распространённому мнению, запустил его не я) — уныло-весёлые радиоформатные песенки под электрогитару. В нулевые тенденции мелкотемья, конъюнктурности и гражданской деградации продолжилась. Музыкальная сцена разошлась по двум полюсам: коррумпированная попса со средой обитания в телеящике и на корпоративах, и небогатая «альтернатива» (рок, хип-хоп, электронщики), обитающая в интернете и клубах. Маститые рокеры, заодно с «русским шансоном», заняли позицию посередине, сделав ставку на радио, большие концерты и фестивали. В плане новых имён и творческих достижений — совсем не густо: те же «Мумий тролль», Земфира, «Мегаполис»; чуть посвежее — «Ленинград».
Лишь к концу десятилетия, когда омут стабильности начал потихоньку закипать, появились признаки жизни: LUMEN спели «Я люблю свою страну, но ненавижу государство»; «Барто» реанимировали понятие «андерграунд» своим политсексуальным электро-панком; Noize MC, хоть и не вполне рокер, живо напомнил лучшие бунтарские песни 80-х; ветераны Шевчук с ДДТ, БГ с «Аквариумом», Макаревич и вернувшийся из Штатов Шумов — все вышли из комфортного оцепенения.
отсюда - http://novayagazeta.livejournal.com/3071740.html
К тому же у нашей киновойны женское лицо — женщина с ружьем вершит историю.
...
При этом дилемма — «подвиг или бессмысленная смерть» — остается где-то на периферии сюжета.
Авторы могли бы, как в поэтичном любимовском спектакле, развенчивать «миф о войне как великом деянии», показать убийство как смертный грех, поспорить с казенным оптимизмом, с вновь востребованной установкой «война проявляет в человеке все лучшее». Но даже блеснувшие в фильме идеи (например, сомнение в необходимости защиты сталинского Беломорканала) названы и забыты.
Фильм Ростоцкого, вышедший в начале застойных 70-х, при всей степени его условности и театральности, картонном «современном» вступлении и эпилоге — совпал с запросом общества на «правду о войне» без прикрас и монументальности, на правду, как говорил сам Васильев, «где разорванные артерии и смерть». Поэтому каждую героиню фильма любила и оплакивала вся страна. В финале новых «Зорь…» — ритмичная попсовая песня «Любэ» про зори «тихие-тихие» и хорошего человека, которого обязательно дождется жена. Эта оптимистичная «эстрада» многое объясняет.
...
Мысль прусского писателя Клаузевица о том, что война — продолжение политики насильственными средствами, не может не прийти при взгляде на нашу киноафишу. Интенсивная военная кинокампания определенно напоминает нездоровый интерес к маршам и военному кино в канун Второй мировой и Отечественной.
...
Заметим: милитаризация сознания и реабилитация Сталина, на глазах превращающегося из тирана в мудрого, сильного хозяина, — вещи не просто совместные, но глубинно связанные. Предпоследняя перед нынешней кампания по реабилитации Сталина была запущена в 80-е. Ее намечали к 40-летию Победы. И пока сын Андропова писал просталинскую монографию, Евгений Матвеев экранизировал роман Чаковского «Победа» в духе сталинских монументов Чиаурели. Милитаризм отстаивает использование авторитарной силы при решении не только международных, но и внутренних конфликтов. А патриотическое военное кино призвано убедить: лучшее, что может сделать наш соотечественник, — выполнить приказ и умереть за родину.
Разорванное сознание общества в поисках опоры оборачивается к устоявшимся фактам и домыслам прошлого — война объединяет: тем более война давняя, покрываемая пеплом забвения и мифов.
...
История мирового кинематографа изумляет повторяемостью синусоид в развитии военного кино. На первом этапе — экран впитывает пропагандистскую идеологию, нагнетая патриотическую истерию поиском внешнего врага. Затем зрителя погружают в войну, как в «мужское приключение». Дальше — реакция поражения или горечь победы. Именно в этот период, как правило, и возникают произведения киноискусства, способные на художественное философское осмысление цивилизационных катастроф: «Баллада о солдате», «Летят журавли». Энергия уникальных авторских высказываний: «Они сражались за родину», «Иваново детство», «Восхождение», «20 дней без войны», «Время танцора», «Молох», «Иди и смотри», «Кукушка» — в распознании человеческого в нечеловеческих обстоятельствах.
...
Нынешние фильмы, романтизирующие «театр военных действий», в основном сделаны в стандартах массовой культуры, стремятся к зрелищности, к приключению. В них в соответствии с батальным жанром воспевается героика, находчивость, решимость, доблесть. Экран охотно и небескорыстно ублажает «новых гедонистов», предлагая эксклюзивнейший из товаров — наслаждение насилием как зрелище. Начальники от культуры рукоплещут военным фильмам, публика несет в кассу деньги. «Почему в нынешней России так много снимают картин о войне? — спросила меня Элизабет Дорнблют, корреспондент Deutschlandradio. — Зачем вы возвращаете Сталина в облике доброго дедушки?» Потому что и война, и культ личности возникают «по просьбам трудящихся», удовлетворяя жажду громадного числа людей, мечтающих о силе в качестве доказательства своей правоты.
Картины же, показывающие безумие, безнадежную неприглядность войны, «дела, — как говорил Толстой, — страшного, бессмысленного и гадкого», — оказываются в опале.
...
В сегодняшнем военном кино, и прежде всего в ремейках вроде «А зори…» или «Звезда», смущает плакатность, отсутствие объема, полифонии смыслов, внутренней противоречивости человека и его эпохи. Из кинематографа изымается отдельный сложный, непредсказуемый человек. Отечественных авторов интересует подвиг, герой, увенчанный славой, а не погружение в трагический выбор и сомнения.
...
Демонстрация военного кино входит в план мероприятий «ко Дню Победы» наряду с военным парадом и салютом.
...
«Я глубоко презираю тех, кто может с удовольствием маршировать в строю под музыку, эти люди получили мозги по ошибке — им хватало бы и спинного мозга, — утверждал Эйнштейн. — Нужно, чтобы исчез этот позор цивилизации. Командный героизм, пути оглупления, отвратительный дух национализма — как я ненавижу все это. Какой гнусной и презренной представляется мне война. Я бы скорее дал себя разрезать на куски, чем участвовать в таком подлом деле».
«Они победили». И сегодня мы уже привыкли к военной картинке в ежедневных новостях. Сегодня уже уникален мир, война становится нормой существования. А центром этой ужасной «нормы» становится образ непобедимого соотечественника, противостоящего врагу, как правило, злобной «темной силе».
отсюда - http://novayagazeta.livejournal.com/3077103.html
