![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
svnthroninБыков из Одина (от 9 июня):
из наиболее свежих новостей, о которых чаще всего спрашивают: что означают обыски в «Руси сидящей»? Ну, уже успели правоохранительные органы сказать, что это всё самопиар данной организации, потому что всех в «Руси сидящей» заранее предупредили, что это касается не их деятельности, а третьих лиц. Ну, во-первых, мы с вами прекрасно знаем, что когда в России арестовывали, то всегда говорили: «Не собирайте ничего с собой, это на два часа. Мы ему зададим вопросы о третьих лицах, и он вернётся». Кроме того, мы знаем, что когда кто-либо проходит по делу свидетелем, следующий шаг обычно — это перевод в подозреваемые. Кроме того, мы знаем и то, что обыск — это мера не столько направленная на выяснение истины, сколько на психологическое воздействие.
Во всяком случае таковы предпосылки, такова история России. И ничего не поделаешь, правоохранительные органы, наверное, сами виноваты в том, что любой их визит воспринимается, как конец света. Если к вам пришли с обыском — не важно, свидетель вы или кто-то ещё — с большой долей вероятности вы подозреваемый. Если вы подозреваемый — с большой долей вероятности вы подсудимый. Если вы подсудимый — с большой долей вероятности вы не будете оправданы. Как говорят эти люди, делая своё специальное ударение, такое дактилическое: «Дело возбу́ждено. Вы будете осу́ждены». «Возбу́жденный палач залез на осу́жденную женщину»,— писал я когда-то. Это такая практика.
Поэтому говорить о каких-то… если уж и говорить о каких-то правоприменительных особенностях России, то совершенно очевидно, что обыск — это чёрная метка. Я что-то не слышал за последнее время об обысках в организациях лоялистских, патриотического направления. Напротив, мы наблюдаем в основном обыски либо в «Гоголь-центре», где ничего ещё вообще не понятно, что там происходило, либо вот в «Руси сидящей», которая, безусловно, сегодня из всех правозащитных организаций (наряду с «Мемориалом») самая влиятельная.
Я, конечно, от души поддерживаю Ольгу Романову. Ну, у Ольги Романовой в ходе освобождения её мужа Алексея Козлова выработался, я думаю, иммунитет против таких контактов с государством. У неё достаточно крепкие нервы, и вогнать её в панику не так-то легко. Я действительно очень люблю Олю Романову чисто по-человечески и профессионально как журналист, и ценю её очень высоко.
Ну и во-вторых, если уж действительно говорить о главном сегодня, то в России тюрьма — это главная духовная скрепа. Потому что, если её не будет, не будет страха. А если не будет страха, не будет ничего. И мне представляется, что именно ужас русской тюрьмы, её кошмар, её бесчеловечность, грязь, насилие, колоссальное неуважение к человеку, полная закрытость, смерть многих больных, вовремя не получивших помощи,— всё это необходимые условия существования российского государства в его нынешнем виде. Потому что если не будет постоянного страха тюрьмы, то в России вообще никто ничего не будет делать. А вот этот страх, мне кажется, он какой-то совершенно рациональной природы.
Понимаете, ведь на фронте люди не боялись гораздо более ужасных вещей, а вернувшись… Ну, это описанный Бродским парадокс: «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою». Это такая национальная клаустрофобия, такой страшный страх замкнутого пространства, дикий ужас тюрьмы, который висит здесь над каждым, подчёркиваю, потому что нет человека, которого нельзя было бы взять по каким-то бухгалтерским мотивам. Человек вообще в России поставлен в такое положение, что он не может не нарушать закон. И закон так написан, чтобы его нарушали. Всем необходима эта круговая порука всеобщей вины.
Губернатор не может быть не виноват. Губернатор — вообще расстрельная должность. Он придуман специально для того… должность эта придумана для того, чтобы человека выпускать на некоторое «кормление», отдавать ему участок России: «Кормись с этого как можешь, но будь уверен, что когда настанет момент и когда нам надо будет, твою голову сбросят толпе. И самого тебя сбросят, как балласт». Это такое условие игры. Поэтому сейчас, собственно, практически нет конкуренции на государственные должности и нет ни малейшего конкурса на должность губернаторскую.
Мне представляется, что «Русь сидящая» — одна из очень немногих в России правозащитных организаций, которая реально борется вот с этим главным злом, пытается как-то гуманизировать пенитенциарную систему. У меня нет ни малейших сомнений в том, что «бой неравен, борьба безнадёжна». Я совершенно уверен в том, что Ольга Романова может решить частные проблемы, но государственной реформы пенитенциарной системы в России не будет никогда — не только при нынешней власти, а вообще никогда, потому что без ГУЛАГа, без тюрьмы, без грязи, насилия и постоянного растления душевного удержать страну от сползания в полное беззаконие невозможно на данный момент. Нет никаких стимулов для человека жить прилично.
А обыски? Это такое государство, которое мягонько надавливает, вот так прощупывает слегка и напоминает о своём существовании. Ну, как оно ещё может о нём напомнить? Не переменой же гимна в самом деле. Так что обыски — это нормальное средство воспитания толпы, напоминание массам, что они подконтрольны, что с ними можно сделать всё что угодно. Поневоле вспоминается песенка Кима из его любимого мною правозащитного цикла: «Господа и дамы, какое счастье — шмон!». Действительно, до шмона человек чувствует себя на подозрении, а быть на подозрении всегда невыносимо. Зато вот когда уже начали шмонать, ты понимаешь, что тебя «взяли в работу». Вообще тот, у кого в России никогда не было обыска, тот не понимает настоящей природы своей страны.
Я очень рад, что «Руси сидящей», которая и без того постоянно находится в контакте с пенитенциарной системой, напомнили, насколько это важная организация. Я очень надеюсь, что ничего ей не сделается, но и ни секунды не верю в объяснения насчёт того, что это касается каких-то третьих лиц. Это касается Оли Романовой и её деятельности. Это касается тех, кто хоть как-то ещё помогает в России арестованным. Не имейте, пожалуйста, никаких иллюзий. Это направлено против них. Иначе это было бы сделано в иной форме. Ну, остаётся понадеяться на то, что в будущей Руси, уже не столь сидящей, будут какие-то другие формы взаимодействия человека и государства, кроме обыска. Хотя, прямо скажем, надежды на это мало, потому что если в течение 700 лет не было иначе, то почему бы вдруг должно это стать?
отсюда – http://www.limonow.de
Расшифровки на Эхе до сих пор нет.
из наиболее свежих новостей, о которых чаще всего спрашивают: что означают обыски в «Руси сидящей»? Ну, уже успели правоохранительные органы сказать, что это всё самопиар данной организации, потому что всех в «Руси сидящей» заранее предупредили, что это касается не их деятельности, а третьих лиц. Ну, во-первых, мы с вами прекрасно знаем, что когда в России арестовывали, то всегда говорили: «Не собирайте ничего с собой, это на два часа. Мы ему зададим вопросы о третьих лицах, и он вернётся». Кроме того, мы знаем, что когда кто-либо проходит по делу свидетелем, следующий шаг обычно — это перевод в подозреваемые. Кроме того, мы знаем и то, что обыск — это мера не столько направленная на выяснение истины, сколько на психологическое воздействие.
Во всяком случае таковы предпосылки, такова история России. И ничего не поделаешь, правоохранительные органы, наверное, сами виноваты в том, что любой их визит воспринимается, как конец света. Если к вам пришли с обыском — не важно, свидетель вы или кто-то ещё — с большой долей вероятности вы подозреваемый. Если вы подозреваемый — с большой долей вероятности вы подсудимый. Если вы подсудимый — с большой долей вероятности вы не будете оправданы. Как говорят эти люди, делая своё специальное ударение, такое дактилическое: «Дело возбу́ждено. Вы будете осу́ждены». «Возбу́жденный палач залез на осу́жденную женщину»,— писал я когда-то. Это такая практика.
Поэтому говорить о каких-то… если уж и говорить о каких-то правоприменительных особенностях России, то совершенно очевидно, что обыск — это чёрная метка. Я что-то не слышал за последнее время об обысках в организациях лоялистских, патриотического направления. Напротив, мы наблюдаем в основном обыски либо в «Гоголь-центре», где ничего ещё вообще не понятно, что там происходило, либо вот в «Руси сидящей», которая, безусловно, сегодня из всех правозащитных организаций (наряду с «Мемориалом») самая влиятельная.
Я, конечно, от души поддерживаю Ольгу Романову. Ну, у Ольги Романовой в ходе освобождения её мужа Алексея Козлова выработался, я думаю, иммунитет против таких контактов с государством. У неё достаточно крепкие нервы, и вогнать её в панику не так-то легко. Я действительно очень люблю Олю Романову чисто по-человечески и профессионально как журналист, и ценю её очень высоко.
Ну и во-вторых, если уж действительно говорить о главном сегодня, то в России тюрьма — это главная духовная скрепа. Потому что, если её не будет, не будет страха. А если не будет страха, не будет ничего. И мне представляется, что именно ужас русской тюрьмы, её кошмар, её бесчеловечность, грязь, насилие, колоссальное неуважение к человеку, полная закрытость, смерть многих больных, вовремя не получивших помощи,— всё это необходимые условия существования российского государства в его нынешнем виде. Потому что если не будет постоянного страха тюрьмы, то в России вообще никто ничего не будет делать. А вот этот страх, мне кажется, он какой-то совершенно рациональной природы.
Понимаете, ведь на фронте люди не боялись гораздо более ужасных вещей, а вернувшись… Ну, это описанный Бродским парадокс: «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою». Это такая национальная клаустрофобия, такой страшный страх замкнутого пространства, дикий ужас тюрьмы, который висит здесь над каждым, подчёркиваю, потому что нет человека, которого нельзя было бы взять по каким-то бухгалтерским мотивам. Человек вообще в России поставлен в такое положение, что он не может не нарушать закон. И закон так написан, чтобы его нарушали. Всем необходима эта круговая порука всеобщей вины.
Губернатор не может быть не виноват. Губернатор — вообще расстрельная должность. Он придуман специально для того… должность эта придумана для того, чтобы человека выпускать на некоторое «кормление», отдавать ему участок России: «Кормись с этого как можешь, но будь уверен, что когда настанет момент и когда нам надо будет, твою голову сбросят толпе. И самого тебя сбросят, как балласт». Это такое условие игры. Поэтому сейчас, собственно, практически нет конкуренции на государственные должности и нет ни малейшего конкурса на должность губернаторскую.
Мне представляется, что «Русь сидящая» — одна из очень немногих в России правозащитных организаций, которая реально борется вот с этим главным злом, пытается как-то гуманизировать пенитенциарную систему. У меня нет ни малейших сомнений в том, что «бой неравен, борьба безнадёжна». Я совершенно уверен в том, что Ольга Романова может решить частные проблемы, но государственной реформы пенитенциарной системы в России не будет никогда — не только при нынешней власти, а вообще никогда, потому что без ГУЛАГа, без тюрьмы, без грязи, насилия и постоянного растления душевного удержать страну от сползания в полное беззаконие невозможно на данный момент. Нет никаких стимулов для человека жить прилично.
А обыски? Это такое государство, которое мягонько надавливает, вот так прощупывает слегка и напоминает о своём существовании. Ну, как оно ещё может о нём напомнить? Не переменой же гимна в самом деле. Так что обыски — это нормальное средство воспитания толпы, напоминание массам, что они подконтрольны, что с ними можно сделать всё что угодно. Поневоле вспоминается песенка Кима из его любимого мною правозащитного цикла: «Господа и дамы, какое счастье — шмон!». Действительно, до шмона человек чувствует себя на подозрении, а быть на подозрении всегда невыносимо. Зато вот когда уже начали шмонать, ты понимаешь, что тебя «взяли в работу». Вообще тот, у кого в России никогда не было обыска, тот не понимает настоящей природы своей страны.
Я очень рад, что «Руси сидящей», которая и без того постоянно находится в контакте с пенитенциарной системой, напомнили, насколько это важная организация. Я очень надеюсь, что ничего ей не сделается, но и ни секунды не верю в объяснения насчёт того, что это касается каких-то третьих лиц. Это касается Оли Романовой и её деятельности. Это касается тех, кто хоть как-то ещё помогает в России арестованным. Не имейте, пожалуйста, никаких иллюзий. Это направлено против них. Иначе это было бы сделано в иной форме. Ну, остаётся понадеяться на то, что в будущей Руси, уже не столь сидящей, будут какие-то другие формы взаимодействия человека и государства, кроме обыска. Хотя, прямо скажем, надежды на это мало, потому что если в течение 700 лет не было иначе, то почему бы вдруг должно это стать?
отсюда – http://www.limonow.de
Расшифровки на Эхе до сих пор нет.
