![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
svnthroninРекомендую прочесть полностью расшифровку с мастер-класса Андрея Лошака: "Как делать телерепортаж". К себе затащу самые вкусные (самые интересные) отрывки:
В Твери Салтыков-Щедрин вице-губернаторствовал два года и писал там «Историю города Глупова». Мы побывали в доме-музее, где он жил. Дальше у нас там есть глава тверского оппозиционного издания, который рассказывает про то, что Зеленин был таким европейским губернатором, при нем все стали пить вино и ходить даже с одним бокалом весь вечер, а потом назначили десантника Шевелева, который последнее место в рейтинге губернаторов занял недавно. И вот только стали европейцами — и опять назад, в варварство... В общем, ты понимаешь, что это просто парад градоначальников глуповских.
...
Потому что мы видим цифры, но мы не видим людей. А когда ты разговариваешь с людьми, ты перестаешь их бояться, тебе очень многое становится понятно, почему и как это все работает. Точно так же с обратной стороны: либералы, какая-то пятая колонна — все это в массовом сознании страшно демонизировано, федеральным телевидением прежде всего, но вот приходишь и говоришь: «Телеканал “Дождь”...» И они видят нормальных, симпатичных ребят, нас пятеро было, девушка была симпатичная — и они перестают бояться. Сначала перестают бояться, а потом начинается нормальный разговор. И это, конечно, очень важные вещи — такой контакт.
...
Лошак: Да, спасибо за вопрос... Я как раз, можно сказать, уже на этом пути нахожусь. Потому что меня всегда, честно говоря, смущало обилие закадровых комментариев в тележурналистике, в том числе, если вы заметили, в этом фильме в первой серии их еще некоторое количество присутствует, но постепенно к шестой серии они практически сходят на нет. И это даже не комментарии, это просто цитаты Радищева, которые создают некую атмосферу. Моих личных комментариев там практически нет. Это очень правильная тенденция, мне кажется, эта тенденция везде, не только на телевидении. Это пришло, наверное, из документального кино. В документальном кино сейчас практически отсутствует авторский нарратив, и это очень правильно.
...
Если вы обратите внимание, то и в прессе сейчас, в журналах, на сайтах монологи — одна из самых излюбленных и модных форм. No comments.
...
Вопрос из зала: Как вам кажется, как меняется сегодня концепция журналистики в условиях сужения публичного пространства? Как она должна развиваться в таких условиях? И второй вопрос. Были ли какие-то попытки сделать так, чтобы фильм пошел в народ?
Лошак: Ну как сказать — пошел в народ? Как вы это себе представляете? Ездить по деревням и раздавать диски с фильмом? Мы, к сожалению, все в ситуации жизни в информационном гетто. Нас лишили доступа к средствам информации массового воздействия. Эти башни-излучатели крепко заняты, оккупированы государственными структурами, и к ним подступа нет. То есть совсем. А дальше идет интернет, который, в принципе, демократическая вещь. И никто не мешает деревенскому мужику залезть на сайт «Дождя». Вопрос — как заставить его это сделать. И тут, мне кажется, выход простой — делать какие-то классные, прикольные вещи, у которых есть потенциал становиться интернет-мемами. Периодически такое случается. Я сейчас вот вспомнил про свою колонку «Закоротило», которая вышла когда-то на сайте OpenSpace, и я там, собственно, выступил в роли капитана Очевидность, описал кошмар, происходивший в те годы. Сейчас, я считаю, он еще больший. Оказалось, что это для кого-то было свежим словом, у кого-то открылись глаза, эта колонка стала реальным мемом, офисным хитом, и многие «белые воротнички» в тот момент, думаю, как-то по-другому посмотрели на реальность.
Сделав интересную штуку, ты в любом случае прорываешь привычный ареал своего окружения, и дальше она уже там живет своей жизнью. Поэтому как быть в ситуации такой оккупации, отлучения от больших площадок? Ну, делать что-то интересное на маленьких площадках. Такая возможность есть у всех. Я же сделал этот фильм. Понятно, что я на нем ничего не заработал и прочее, но это смешно — думать сейчас что-то заработать в этой профессии. Тем не менее высказался и кого-то, может быть, на что-то заставил по-другому посмотреть. Опять же я не делаю нигде жестких акцентов, кроме финальной части, где я цитирую оду «Вольность», пророчества Радищева о революции. Скажем так, революционный градус книги нарастает к концу, и, собственно, в последнем населенном пункте, в котором мы останавливались, в поселке Завидово, я обнаружил, что там долгое время жил оппозиционер Мохнаткин, и я предложил ему быть как бы нашим Вергилием по Завидову. Тем более там национальный парк, где, собственно, дача президента, то есть такая специальная территория. А поселок самый обычный, там живут такие же нищеброды, как и везде. И Мохнаткин приехал, будучи под следствием, погуляли мы с ним, он нам все рассказал, показал какого-то фантастического негра-депутата, которого они там все обожают; впрочем, это отдельная история, это надо смотреть. А потом его посадили. Пока мы монтировали фильм, состоялся суд, и ему влепили 4,5 года строгого режима, вот этому чудаковатому, но совершенно безобидному дедушке, такому старичку-лесовичку. И, конечно, на этом мы заканчиваем. Мы вообще-то так не планировали заканчивать, но вот получилось... То есть вот этот Левиафан... Это тоже интересная параллель, потому что эпиграфом к книге Радищева является знаменитая фраза: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй...» Прочитав книгу, понимаешь, что имеется в виду, собственно, российская власть, Российская империя. Интересно, что главный фильм 2014 года называется «Левиафан», и мы понимаем, что чудище никуда не делось, оно тут, рядом. И так получилось, что в конце Мохнаткин — такая буквальная жертва этого Левиафана. Человек, который вышел на митинг по поводу требования свободы собраний, за что и получил 4,5 года строгого режима как «опасный» рецидивист.
...
Вопрос из зала: Что нужно делать, если ты хочешь снять документальный фильм о глубинке, где искать деньги?
Лошак: В принципе, сейчас, по-моему, все так просто. Берете Canon, рюкзак, какую-нибудь аппаратуру для звука — и вперед! В этом смысле снимать как раз, мне кажется, сейчас можно. Снимать, монтировать и тут же выкладывать в общественный доступ — все можно, я в юности даже мечтать о таком не мог. Но вопрос вечный — придумывать, придумывать и придумывать, чтобы это было интересно.
Вопрос из зала: Естественно, качественная журналистика лишена каналов доставки информации, но есть проблема, что и в обществе нет запроса на качественную журналистику. Иногда кажется, что это разговор с самим собой. И что с этим делать... Иногда просто руки опускаются.
Лошак: Ну, ничего, кроме «да», в ответ сказать, наверное, не могу. (Смех в зале.) Я тоже считаю, что мы уже давно занимаемся перекрестным опылением, перепощивая статусы и статейки друг друга. Но при этом я все равно верю, что можно сделать интересные штуки, которые, условно говоря, фантастическим образом попадут на «Фишки.нет» или в «Одноклассники». Тут никаких заслонов нет, тут уже ментальные заслоны, культурные барьеры. Но вот их прорывать — тут Путин уже никак тебе не мешает, пожалуйста, придумывай как. Мне кажется, что пустует ниша сатиры, каких-то условно веселых вещей, но имеющих политическую окраску, в этом направлении совсем никто не работает... Я говорю сейчас как такой уже старпер, рассказывающий стартаперам, что можно сделать, да сам-то я уже такое не могу придумать, может, вы придумаете. Потому что юмор имеет большую лайкоемкость и вирусоспособность, и в этом направлении что-то придумывать, мне кажется, можно.
...
А тут (на съемках «Путешествия». — Ред.) я все время чесался, у меня какая-то аллергия началась. Это опять же относится к разряду какой-то русской мистики. Не случайно в Торжке я натянул ватник, потому что ты начинаешь сливаться, ты перестаешь задавать вопросы. И преимущество русских людей перед, например, маркизом де Кюстином… А он проехался примерно теми же маршрутами, что и мы, и все время плевался. И все, что у него написано, никуда не делось, это все есть, но он это все как бы так через надушенный платочек, гадко ему от этого. Для него это все было варварством и дичью. А я-то это пытаюсь полюбить, понимаете, потому что это наше, родное.
И через какое-то время Москва как бы отпускает, она выходит через укусы насекомых, травмы, и ты попадаешь в это состояние... Это не красивые слова сейчас, а это на самом деле, правда, такой спиритуальный опыт для меня.
...
Лошак: Мы старались действовать как цивилизованные люди, и интервьюируемые подписывали бумаги о том, что они согласны участвовать. Сейчас это повсеместная практика, не знаю, работают ли так федеральные каналы, но телеканал «Дождь» так работает во избежание судебных исков... И в связи с этим, например, мне пришлось отказаться от одного шикарного совершенно интервью в патриотической газете в Новгороде. Там такие сидят как бы патриоты-фрики, их мало очень, небольшой коллектив с пассионарным главредом, там один родновер, то есть язычник, вторая — православный активист, третий — актер какого-то театра, любительского, и старейший правозащитник Новгорода. Все свихнувшиеся на теме Донбасса, «крымнаш» и так далее. И одну женщину, которая православная активистка, я спрашиваю: «А вот вы почему в жизни газеты принимаете участие?» Она мне говорит: «Я патриот. А дочь у меня» — сама перешла к этому — «живет в Америке. И младший сын собирается». Я говорю: «И что, плохо живет ваша дочь в Америке?» — «Да нет, хорошо. Путешествует». Потом вздыхает и говорит: «Но это к сожалению». Совершенно гениальный разговор, на который она сама и вышла, но потом мы подошли с этой проклятой бумажкой, и, конечно, до нее в этот момент уже дошло, что она что-то не то сморозила, видимо, и лучше бы этого никто не знал. И она не подписала. Ну и, собственно, это интервью у меня есть до сих пор на носителе, но я его никому не могу показать.
здесь полностью - http://www.colta.ru/articles/shkola/6865
В Твери Салтыков-Щедрин вице-губернаторствовал два года и писал там «Историю города Глупова». Мы побывали в доме-музее, где он жил. Дальше у нас там есть глава тверского оппозиционного издания, который рассказывает про то, что Зеленин был таким европейским губернатором, при нем все стали пить вино и ходить даже с одним бокалом весь вечер, а потом назначили десантника Шевелева, который последнее место в рейтинге губернаторов занял недавно. И вот только стали европейцами — и опять назад, в варварство... В общем, ты понимаешь, что это просто парад градоначальников глуповских.
...
Потому что мы видим цифры, но мы не видим людей. А когда ты разговариваешь с людьми, ты перестаешь их бояться, тебе очень многое становится понятно, почему и как это все работает. Точно так же с обратной стороны: либералы, какая-то пятая колонна — все это в массовом сознании страшно демонизировано, федеральным телевидением прежде всего, но вот приходишь и говоришь: «Телеканал “Дождь”...» И они видят нормальных, симпатичных ребят, нас пятеро было, девушка была симпатичная — и они перестают бояться. Сначала перестают бояться, а потом начинается нормальный разговор. И это, конечно, очень важные вещи — такой контакт.
...
Лошак: Да, спасибо за вопрос... Я как раз, можно сказать, уже на этом пути нахожусь. Потому что меня всегда, честно говоря, смущало обилие закадровых комментариев в тележурналистике, в том числе, если вы заметили, в этом фильме в первой серии их еще некоторое количество присутствует, но постепенно к шестой серии они практически сходят на нет. И это даже не комментарии, это просто цитаты Радищева, которые создают некую атмосферу. Моих личных комментариев там практически нет. Это очень правильная тенденция, мне кажется, эта тенденция везде, не только на телевидении. Это пришло, наверное, из документального кино. В документальном кино сейчас практически отсутствует авторский нарратив, и это очень правильно.
...
Если вы обратите внимание, то и в прессе сейчас, в журналах, на сайтах монологи — одна из самых излюбленных и модных форм. No comments.
...
Вопрос из зала: Как вам кажется, как меняется сегодня концепция журналистики в условиях сужения публичного пространства? Как она должна развиваться в таких условиях? И второй вопрос. Были ли какие-то попытки сделать так, чтобы фильм пошел в народ?
Лошак: Ну как сказать — пошел в народ? Как вы это себе представляете? Ездить по деревням и раздавать диски с фильмом? Мы, к сожалению, все в ситуации жизни в информационном гетто. Нас лишили доступа к средствам информации массового воздействия. Эти башни-излучатели крепко заняты, оккупированы государственными структурами, и к ним подступа нет. То есть совсем. А дальше идет интернет, который, в принципе, демократическая вещь. И никто не мешает деревенскому мужику залезть на сайт «Дождя». Вопрос — как заставить его это сделать. И тут, мне кажется, выход простой — делать какие-то классные, прикольные вещи, у которых есть потенциал становиться интернет-мемами. Периодически такое случается. Я сейчас вот вспомнил про свою колонку «Закоротило», которая вышла когда-то на сайте OpenSpace, и я там, собственно, выступил в роли капитана Очевидность, описал кошмар, происходивший в те годы. Сейчас, я считаю, он еще больший. Оказалось, что это для кого-то было свежим словом, у кого-то открылись глаза, эта колонка стала реальным мемом, офисным хитом, и многие «белые воротнички» в тот момент, думаю, как-то по-другому посмотрели на реальность.
Сделав интересную штуку, ты в любом случае прорываешь привычный ареал своего окружения, и дальше она уже там живет своей жизнью. Поэтому как быть в ситуации такой оккупации, отлучения от больших площадок? Ну, делать что-то интересное на маленьких площадках. Такая возможность есть у всех. Я же сделал этот фильм. Понятно, что я на нем ничего не заработал и прочее, но это смешно — думать сейчас что-то заработать в этой профессии. Тем не менее высказался и кого-то, может быть, на что-то заставил по-другому посмотреть. Опять же я не делаю нигде жестких акцентов, кроме финальной части, где я цитирую оду «Вольность», пророчества Радищева о революции. Скажем так, революционный градус книги нарастает к концу, и, собственно, в последнем населенном пункте, в котором мы останавливались, в поселке Завидово, я обнаружил, что там долгое время жил оппозиционер Мохнаткин, и я предложил ему быть как бы нашим Вергилием по Завидову. Тем более там национальный парк, где, собственно, дача президента, то есть такая специальная территория. А поселок самый обычный, там живут такие же нищеброды, как и везде. И Мохнаткин приехал, будучи под следствием, погуляли мы с ним, он нам все рассказал, показал какого-то фантастического негра-депутата, которого они там все обожают; впрочем, это отдельная история, это надо смотреть. А потом его посадили. Пока мы монтировали фильм, состоялся суд, и ему влепили 4,5 года строгого режима, вот этому чудаковатому, но совершенно безобидному дедушке, такому старичку-лесовичку. И, конечно, на этом мы заканчиваем. Мы вообще-то так не планировали заканчивать, но вот получилось... То есть вот этот Левиафан... Это тоже интересная параллель, потому что эпиграфом к книге Радищева является знаменитая фраза: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй...» Прочитав книгу, понимаешь, что имеется в виду, собственно, российская власть, Российская империя. Интересно, что главный фильм 2014 года называется «Левиафан», и мы понимаем, что чудище никуда не делось, оно тут, рядом. И так получилось, что в конце Мохнаткин — такая буквальная жертва этого Левиафана. Человек, который вышел на митинг по поводу требования свободы собраний, за что и получил 4,5 года строгого режима как «опасный» рецидивист.
...
Вопрос из зала: Что нужно делать, если ты хочешь снять документальный фильм о глубинке, где искать деньги?
Лошак: В принципе, сейчас, по-моему, все так просто. Берете Canon, рюкзак, какую-нибудь аппаратуру для звука — и вперед! В этом смысле снимать как раз, мне кажется, сейчас можно. Снимать, монтировать и тут же выкладывать в общественный доступ — все можно, я в юности даже мечтать о таком не мог. Но вопрос вечный — придумывать, придумывать и придумывать, чтобы это было интересно.
Вопрос из зала: Естественно, качественная журналистика лишена каналов доставки информации, но есть проблема, что и в обществе нет запроса на качественную журналистику. Иногда кажется, что это разговор с самим собой. И что с этим делать... Иногда просто руки опускаются.
Лошак: Ну, ничего, кроме «да», в ответ сказать, наверное, не могу. (Смех в зале.) Я тоже считаю, что мы уже давно занимаемся перекрестным опылением, перепощивая статусы и статейки друг друга. Но при этом я все равно верю, что можно сделать интересные штуки, которые, условно говоря, фантастическим образом попадут на «Фишки.нет» или в «Одноклассники». Тут никаких заслонов нет, тут уже ментальные заслоны, культурные барьеры. Но вот их прорывать — тут Путин уже никак тебе не мешает, пожалуйста, придумывай как. Мне кажется, что пустует ниша сатиры, каких-то условно веселых вещей, но имеющих политическую окраску, в этом направлении совсем никто не работает... Я говорю сейчас как такой уже старпер, рассказывающий стартаперам, что можно сделать, да сам-то я уже такое не могу придумать, может, вы придумаете. Потому что юмор имеет большую лайкоемкость и вирусоспособность, и в этом направлении что-то придумывать, мне кажется, можно.
...
А тут (на съемках «Путешествия». — Ред.) я все время чесался, у меня какая-то аллергия началась. Это опять же относится к разряду какой-то русской мистики. Не случайно в Торжке я натянул ватник, потому что ты начинаешь сливаться, ты перестаешь задавать вопросы. И преимущество русских людей перед, например, маркизом де Кюстином… А он проехался примерно теми же маршрутами, что и мы, и все время плевался. И все, что у него написано, никуда не делось, это все есть, но он это все как бы так через надушенный платочек, гадко ему от этого. Для него это все было варварством и дичью. А я-то это пытаюсь полюбить, понимаете, потому что это наше, родное.
И через какое-то время Москва как бы отпускает, она выходит через укусы насекомых, травмы, и ты попадаешь в это состояние... Это не красивые слова сейчас, а это на самом деле, правда, такой спиритуальный опыт для меня.
...
Лошак: Мы старались действовать как цивилизованные люди, и интервьюируемые подписывали бумаги о том, что они согласны участвовать. Сейчас это повсеместная практика, не знаю, работают ли так федеральные каналы, но телеканал «Дождь» так работает во избежание судебных исков... И в связи с этим, например, мне пришлось отказаться от одного шикарного совершенно интервью в патриотической газете в Новгороде. Там такие сидят как бы патриоты-фрики, их мало очень, небольшой коллектив с пассионарным главредом, там один родновер, то есть язычник, вторая — православный активист, третий — актер какого-то театра, любительского, и старейший правозащитник Новгорода. Все свихнувшиеся на теме Донбасса, «крымнаш» и так далее. И одну женщину, которая православная активистка, я спрашиваю: «А вот вы почему в жизни газеты принимаете участие?» Она мне говорит: «Я патриот. А дочь у меня» — сама перешла к этому — «живет в Америке. И младший сын собирается». Я говорю: «И что, плохо живет ваша дочь в Америке?» — «Да нет, хорошо. Путешествует». Потом вздыхает и говорит: «Но это к сожалению». Совершенно гениальный разговор, на который она сама и вышла, но потом мы подошли с этой проклятой бумажкой, и, конечно, до нее в этот момент уже дошло, что она что-то не то сморозила, видимо, и лучше бы этого никто не знал. И она не подписала. Ну и, собственно, это интервью у меня есть до сих пор на носителе, но я его никому не могу показать.
здесь полностью - http://www.colta.ru/articles/shkola/6865
